Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красна - Страница 113

113

— Премного благодарен, — отозвался Мыслитель. Он допил вино и позвал девушку, которую попросил приготовить ему постель и присмотреть за тюленем, поскольку решил остаться здесь на следующее темное время.

Барбартянин, назвавшийся Мокофом, повел Мыслителя вереницей квадратных, треугольных и круглых площадей, пока они не очутились на большой центральной площади, где обитала махина из полированной бронзы.

— Этот агрегат дает жизнь городу! — провозгласил Мокоф.

— А также регулирует нашу жизнь. — Он указал на диск, который Мыслитель заметил раньше. — Знаешь ли ты, друг мой, что это такое?

— Боюсь, что нет. Не мог бы ты объяснить?

— Это — часы. Они отмеряют часы суток. — Он заметил недоумение на лице Мыслителя и пояснил: — Они измеряют, так сказать, время.

— А! Понимаю. Странное, однако, устройство… Нельзя же этим маленьким круглым диском намерить много времени. Как оно этот поток отмечает?

— Мы называем светлое время — днем, а темное — ночью. Мы делим каждый из этих двух периодов на двенадцать часов…

— Значит, светлый и темный периоды — одинаковы? Я думал, что…

— Нет, мы принимаем их равными для удобства, они ведь меняются. Эти двенадцать делений называются часами. Когда стрелки достигают двенадцати, они начинают новый отсчет…

— Фантастика! — Мыслитель был поражен. — Ты хочешь сказать, что вы снова и снова проживаете один и тот же промежуток времени? Блестящая идея! Великолепно! Я даже не думал, что такое возможно.

— Это не совсем так, — прервал его Мокоф. — Часы делятся на шестьдесят частей, которые называются минутами. Минуты тоже делятся на шестьдесят частей, называемых секундами. Секунды…

— Стой, стой! Я совершенно сбит с толку! Как же вы управляете потоком времени, если можете вот так, по своему желанию, манипулировать им? Ты должен все рассказать мне! В Ланжис-Лио Хропарх ужаснется, когда узнает о ваших открытиях!

— Но ты не так меня понял, приятель. Мы не управляем временем. Если уж на то пошло, то это оно управляет нами. Мы его просто измеряем.

— Не управляете… но тогда почему… — Мыслитель не мог отыскать логику в словах барбартянина. — Говоришь, вы заново проживаете определенный период времени, который поделен на двенадцать частей. И тут же утверждаешь, что повторяете меньший период, потом еще меньший… Если бы это происходило именно так, очевидно, что снова и снова повторялись бы одни и те же действия — но я же вижу, что этого нет! С другой стороны, если бы вы пользовались одним и тем же промежутком времени, не будучи в его власти, то солнце перестало бы двигаться по небу — а оно движется! Допустим, что от влияния времени можно освободиться. Тогда почему же я не чувствую этого, если этот прибор, — он ткнул пальцем в часы, — воздействует на весь город? Может быть, это врожденная способность местных жителей, тогда зачем нам, в Ланжис-Лио, тратить столько сил и энергии на исследование потока времени, раз вы уже так глубоко им овладели?

Мокоф расплылся в широкой улыбке и покачал головой:

— Я же говорил — мы не в состоянии управлять им. Этот прибор только показывает, какое сейчас время.

— Но это — бессмыслица, — возразил Мыслитель, вознамерившийся рассуждать здраво до конца. — Время всегда настоящее, поэтому то, что ты говоришь — нелепо.

Мокоф с беспокойством заглянул ему в лицо:

— Ты нездоров?

— Спасибо за заботу, я вполне здоров. Впрочем, пойду-ка лучше в таверну, покуда совсем не свихнулся!

В голове Мыслителя все перепуталось: сначала этот Мокоф утверждал одно и тут же, не сходя с места, — опроверг. На этом месте размышлений Мыслитель решил подкрепиться.

Но, вернувшись, он обнаружил, что дверь таверны заперта, и сколько он ни стучал, никто не открывал. К счастью, в одной из сумок, привязанной к седлу, осталась кое-какая еда. Усевшись на стул, он ненадолго посвятил себя здоровенным ломтям хлеба.

Внезапно откуда-то сверху раздался пронзительный крик. Взглянув наверх, Мыслитель увидел, что из окна верхнего этажа глядела на него и непрерывно голосила какая-то старуха.

— А-а-а! Ты что делаешь?!

— Как что, мадам? Ем вот этот кусок хлеба, — удивленно ответил Мыслитель.

— Свинья! — взвизгнула старуха. — Мерзкая, бесстыжая свинья!

— Поверьте, я не…

— Патруль! Патруль! — понеслось из окна.

Очень скоро на площадь влетели трое вооруженных мужчин. При виде Мыслителя их лица перекосило от отвращения.

— Мерзкий эксгибиционист, еще и извращенец! — воскликнул тот, кто выглядел постарше. Они мигом скрутили ошарашенного Мыслителя.

— Что происходит? Что я такого сделал?

— Спроси у судьи! — рявкнул один из патрульных. Они приволокли его на центральную площадь и втолкнули в двери высокого здания, в котором, видимо, и находилось их начальство. Впихнули в камеру и удалились.

Разнаряженный юнец — обитатель соседней камеры — сказал с ухмылкой:

— Привет, чужеземец! Что тебе шьют?

— Понятия не имею, — ответил Мыслитель. — Только я сел, чтоб позавтракать, как…

— Позавтракать?! Но до времени завтрака еще целых десять минут!

— Время завтрака? Ты хочешь сказать, что вы выделяете особый промежуток времени для еды? О, это уж слишком!

Юнец отлип от решетки и переместился в дальний угол камеры, всем своим видом демонстрируя отвращение.

— Фу! Да за такое преступление ты заслуживаешь самого строгого наказания!

Встревоженный, сбитый с толку, Мыслитель сел на скамейку, теряясь в догадках. Очевидно, что столь нелепые обычаи этих людей связаны с этими странными часами — не иначе, неким местным божеством. Что бы ни делалось в то время, когда стрелки не показывают на определенную цифру, считается преступлением. Кстати, неплохо бы узнать: какое у них тут максимальное наказание?

113