Однако цыпленок, думал Эсквиел, может счесть, что, разбив скорлупу, он уже исполнил свое предназначение, но тут вдруг скорлупа падает и за нею встает огромный мир во всей его сложности. Цыпленка окружает двор, а там, дальше, улица, и везде его подстерегает опасность. До него вдруг доходит, что он всего лишь цыпленок и, чтобы стать взрослым, ему надо многому выучиться и многое понять.
А каков, не без иронии размышлял Эсквиел, в конечном счете, обычный удел цыпленка? Поразительно, как много других цивилизаций являлось сюда за те долгие века, что существует мультиверсум. Но выживет только одна, и теперь ею должна стать человеческая цивилизация, ибо если она не обретет свое первородство, прежде чем умрут иерархи, то никто уже не займет их место. Произойдет дезинтеграция мультиверсума, и он снова обратится в хаос, из которого иерархи структурировали его.
Смерть, стихия смерти поглотит космос. Все потонет в море случайности, и лишенный организующего и управляющего начала мультиверсум впадет в состояние коллапса. Все формы разумной жизни — и сами иерархи и те, что созданы ими, — исчезнут!
Теперь Эсквиел, исходя из этого, определил свои главные цели. Человечество не должно исчезнуть; оно выживет и будет развиваться, блестяще осуществит право первородства, уготованное ему судьбой. Еще немного, и человечество станет преемником иерархов.
Однако хватит ли ему времени? Этого Эсквиел не знал, как не знал и того, скоро ли иерархи должны умереть. Ему следовало попытаться сжать процесс эволюции, длящийся столетия, в некий возможно более короткий временной период. И если им не грозит непосредственная опасность, в чем он пока не уверен, у него будет возможность выполнить возложенную на него миссию. Теперь, когда человечество вышло из-под мистического влияния иерархов, оно из страха или просто по недомыслию может не принять саму идею первородства и, следовательно, поставить под угрозу упорядоченность всего мироздания.
Даже теперь во флотилии были такие, кто подвергал сомнению право Эсквиела на роль руководителя, справедливость его взглядов и побудительных причин его действий. Эти сомнения и подозрительность были вполне понятны и оправданы, хотя для человека они столь же гибельны, сколь и спасительны. Без них невозможен мыслительный процесс, но зачастую они лишают возможности действовать. Эти свойства человеческой психики следует использовать в своих целях. Эсквиел понимал это. Но каким образом он сможет это сделать?
Внезапно, без предупредительного сигнала, на экране появился Морден. Он уставился куда-то в пространство, наверное, счел, что это лучше, чем видеть перед собой вызывающий смятение образ Эсквиела.
— Эти разумные существа явно готовятся атаковать нас, — твердо сказал он.
Итак, случилось самое худшее. Снова, в который уже раз, предстоит борьба.
— Как вы подготовились? — спросил Эсквиел тусклым голосом.
— Привел в готовность боевые силы; все основные суда защищены энергетическими экранами — правительственные, хозяйственные суда, суда-заводы. Их я намерен перевести в центральную часть нашей армады, ведь они совершенно необходимы нам, чтобы выжить. Вокруг них я размещу пассажирские суда. Третьим рядом пойдут боевые корабли, и среди них частные, оснащенные боевой техникой. Операция проходит достаточно спокойно, правда есть несколько строптивых, с ними придется повозиться. Мы намерены надежно загородить ваш корабль, так что вы будете в полной безопасности.
Эсквиел глубоко вздохнул и медленно сказал:
— Благодарю, лорд Морден. Все это достаточно убедительно.
Мордену казалось, что голос Эсквиела звучит и впереди, и позади, и где-то в отдалении, рождая многократное эхо, наподобие того, как на экране основное изображение Эсквиела создавало множество своих двойников.
— Что вы намерены делать с этими строптивыми?
— Мы, посовещавшись с членами Галактического Совета, пришли к определенному решению и хотели бы получить ваши санкции.
— Каково же ваше решение?
— Надо использовать доступные нам меры воздействия — отменить чрезвычайное положение, только когда опасность минует.
— Неужели история ничему вас не учит? Авторитарная власть, к которой вы толкаете и меня и себя, будучи однажды принятой, имеет тенденцию простираться за рамки обстоятельств, на которые она была рассчитана. Ведь мы уже несколько столетий не пользуемся методами принуждения и силы.
— Эсквиел, сейчас не время для дискуссий!
И Эсквиел немедленно принял решение. Теперь главное — выжить.
— Решено. Заставьте строптивых подчиниться нашим приказам. Используйте силу, но не вздумайте злоупотреблять ею, в противном случае мы будем обречены на поражение.
— Мне это известно. Благодарю вас.
Эсквиел задумчиво и тревожно наблюдал, как флотилия перестраивается, образуя огромный овал, в центре которого, как ядро ореха в чудовищно толстой скорлупе, находится его помятый крейсер.
Адам Роффрей был психопатической личностью, впадающей в состояние мании без всякой причины и ненавидящий любую упорядоченность и организацию.
Он угрюмо смотрел, как корабли вокруг него перестраиваются, но сам не двигался с места, отказываясь отвечать на сигналы, возникающие у него на экране. Его крупная голова, казавшаяся еще больше благодаря окладистой черной бороде и густым волосам, выглядела вызывающе, а выражение лица было дерзким и упрямым. Он не хотел даже пошевелиться, уверенный, что права на его стороне.