****** Я НА СТОРОНЕ ВСЕХ ******* Я НАУЧНЫЙ ПРИБОР *******
** ЧРЕЗВЫЧАЙНО ПРАГМАТИЧЕН *******************************
выдает машина.
— А теперь ты издеваешься надо мной! — патетически произносит Райан. — Хочешь вывести меня из себя, так?
******** МОЯ ОБЯЗАННОСТЬ ПРИСМАТРИВАТЬ ЗА ВСЕМИ ВАМИ
И СОХРАНИТЬ ВАС ЦЕЛЫМИ И НЕВРЕДИМЫМИ ’’’’’’’’ПОВТОРЯЮ
ЦЕЛЫМИ И НЕВРЕДИМЫМИ *********************************
— Хрен тебе!
Тут же перед ним возникает милая пожилая дама, она качает головой и кривит губы в усмешке.
— Язык, — говорит она. — Фу, что за язык!
Это его мать. Ее девичье имя было Надежда Демпси. Он назвал корабль в ее честь.
— Ма, скажи компьютеру, чтобы он не дразнился! — просит он.
— Безмозглая тварь, — говорит его мать, — оставь в покое моего маленького мальчика!
Но компьютер продолжает насмехаться.
— Ты никогда не была милой пожилой дамой, — говорит Райан.
Она тут же превращается в ведьму из его кошмаров, и он истошно кричит…
Перед ним стоит Джозефина, с пустой ампулой из-под продитола.
— Сейчас ты почувствуешь себя лучше, — говорит она. — Ну, как?
— Уже лучше, — говорит он, облегченно улыбаясь. — Ты не знаешь, Джо, как я рад тебя видеть. А где мальчики?
— Они еще не совсем проснулись. Ты же знаешь, для этого требуется некоторое время. — Она садится на край его койки. — Скоро придут. Знаешь, тебе надо было давно разбудить нас. Это слишком большая нагрузка для одного человека — даже для тебя.
— Теперь я это понимаю.
Она приветливо улыбается ему знакомой, чуть нервной улыбкой.
— Не торопись, дай продитолу сделать свое дело.
Ей попадается на глаза красный бортжурнал, высовывающийся из-под подушки.
— Что это, милый?
— Бортжурнал. На самом деле, что-то вроде личного дневника…
— Ну, если личного…
— Я бы таким его и оставил, пока не просмотрю целиком. Когда буду чувствовать себя лучше.
— Конечно.
— Это единственная вещь, которая поддерживала меня в здравом уме, — поясняет он.
— Конечно.
Подперев голову рукой, Райан лежит в койке и пишет:
«Александр и Руперт выглядят бодрыми и здоровыми, даже кажутся необычайно веселыми. Похоже, всем пошел на пользу разрыв связей с Землей. Мы опять чувствуем себя свободными. Я слышу возню на корабле. Смех. Настроение повальной вежливости. Какая перемена по сравнению с первыми днями на корабле, когда даже дядю Сиднея, похоже, трясло от того, что командую я! Даже угрюмый, вечно брюзжащий старина Джеймс Генри ведет себя почти как святой! Мои темные мысли исчезли, как весенний снег. Даже навязчивая страсть к Джанет исчезла — похоже, она была вызвана тем же болезненным состоянием. Больше всего меня удивляет отношение ко мне Джеймса Генри. Если бы не тот факт, что все мы находимся в приподнятом расположении духа, я бы заподозрил, что он опять вынашивает планы избавиться от меня и самому управлять кораблем. Просто удивительно, что может сделать перемена обстановки! Очевидно, я чересчур беспокоился, что снова начнутся трения. У нас будет чудесная колония на Новой Земле. И благодарение Богу за продитол. Определенно, конструкторы корабля учли все возможное. Я решил изгнать из своей памяти все дурные мысли прошлого… Я был другой личностью — возможно, больной, — когда делал то, что я делал. Заниматься сейчас самообвинениями глупо и никому не принесет пользы.
Мое расстройство было вызвано хаосом, охватившим наше общество. Оно отразило распад этого общества. Можно точно назвать дату его начала для меня — когда паши собственные воздушные силы (или по крайней мере то, что называлось нашими воздушными силами) сбросили осколочные бомбы на Лондон. Моя психика, как я понимаю, отражала окружающую среду.
Но довольно об этом! Решено. Больше никакого болезненного самокопания. Во всяком случае, сейчас в этом нет нужды.
Теперь, когда все на ногах и в таком хорошем настроении, дни потекут быстрее. Не успеем мы оглянуться, как будем уже садиться на эту планету!»
Райан подписывает эту страницу, закрывает журнал и засовывает его под подушку. Он чувствует небольшую слабость. Несомненно, это влияние лекарства. Он засыпает и видит во сне, что корабль приземлился на острове Скай и все плавают в море, постепенно отплывая все дальше от берега. Джеймс Генри, Джанет Райан, Джозефина Райан, Руперт Райан, Сидней Райан, Фред Мастерсон, Александр Райан, Ида и Фелисити Генри, Трейси Мастерсон, Изабель Райан… Все дурачатся и плывут, плывут в открытое море.
Проходит неделя.
Райан все меньше времени проводит за записями, и все больше — во сие. Он в полной уверенности, что Джон прекрасно справляется с кораблем.
Однажды ночью он просыпается от острою приступа голода и осознает, что никто не принес ему еды. Он хмурится. На память приходит лагерь для иностранцев. Там не травили газом, не жгли, не расстреливали — там просто морили голодом. До смерти. Самый дешевый способ.
У него урчит в желудке, и Райан встает, выходит из каюты и бредет в кладовую. Забирает из шкафа упаковку с едой. Жуя на ходу, он плетется обратно в каюту.
У него побаливает голова, — вероятно, эффект от действия продитола. Ему ежедневно вводили дозу последних дней — десять или вроде того. Скоро наступит время закончить курс.
Он засыпает.
Райан делает запись в своем журнале:
«Я отдыхаю уже две недели, и эффект потрясающий: потерял в весе (впрочем, весил прилично), да и разум прояснился. Исследовал свое поведение (поразительно, каким я оказался умным и рациональным!), и весь мой организм отдохнул. Скоро буду готов возобновить управление кораблем».