Он входит, и мы проходим в маленькую гостиную. Я указываю на стул, и это движение вызывает в плече острую, пульсирующую боль. Тем не менее я улыбаюсь.
— Чем могу быть вам полезен, офицер? Ловите бандитов?
— Нет, сэр, — медленно произносит он. — Я насчет большого пожара у Деннисена.
— О, я читал об этом сегодня утром, — говорю я, сохраняя над собой полный контроль. — Ужасно.
— Да, сэр. Все сгорело дотла. А вашу куртку нашли совсем недалеко.
Пытается с ходу меня оглушить. Явный блеф. Я готов вступить в игру с этим ничтожным полицейским с его наивными хитростями.
— Моя куртка?! — Я изображаю полнейшее изумление. — Но это же невозможно!
— Ваше имя на ярлыке, пришитом изнутри, сэр. С правой стороны большая часть обгорела, но много и осталось. Не хотите пройти в участок и опознать куртку, сэр?
Я медленно закипаю, но, овладев собой, снова улыбаюсь:
— Хорошо, офицер. Но уверен, что вы ошибаетесь.
Ну что они могут мне сделать? Я — непобедим.
Мы вместе подходим к кирпичному зданию полицейского участка и долго идем холодным, отделанным мрамором коридором. Потом поднимаемся по короткой лестнице и попадаем в уютную комнату. В углу горит газовая плита, а рядом с ней находится письменный стол; у входа — вешалка для одежды. На столе — проволочные подставки, бумаги, какой-то сверток… Небольшое оконце глядит на скучную улицу, по которой изредка проезжают унылого цвета машины. Или прошествует кто-то, обряженный во все серое.
Эти люди должны быть благодарны за то, что я раскрашиваю их унылое существование такими яркими красками! А они вместо этого еще недовольны! Но, как бы это ни было плохо, я с этим должен смириться.
Офицер закрывает дверь и проходит к столу. Он разворачивает сверток, открывая остатки той самой куртки, которая была на мне прошлой ночью.
Я злюсь на себя за такую вопиющую беспечность. Понадеялся, что она сгорит дотла.
В тот самый момент, когда входит еще один полицейский в форме и начинает убирать на столе, я вновь ощущаю прилив энергии.
— Это моя куртка! — говорю я и продолжаю свою величавую речь в таком духе: — Это я повинен во всех одиннадцати пожарах, которые так вас растревожили. И буду причиной еще не одного пожара!
— Бог мой, Джек-Поджигатель! — ахает младший полицейский, а я учтиво ему кланяюсь. С охапкой бумаг он устремляется к выходу, без сомнения намереваясь поделиться этой новостью с сослуживцами. Вероятно, они попросят у меня автограф. Но я им откажу.
Впрочем, я все еще раздражен, но мне удается выглядеть спокойным.
Офицер заметно потрясен, но демонстрирует достаточное самообладание, чтобы сообщить:
— В таком случае, мистер Меннел, может быть, вы хотите сделать заявление?
— Я сказал все, что хотел, — обрываю я. — А сейчас мне пора идти.
— Ну, нет! — Он рвется вперед, чтобы остановить меня.
Я быстро поворачиваюсь и пристально смотрю на нею: если бы он сгорел, мне было бы легче смыться.
Пламя лижет его плоть, и он страшно кричит, но к тому времени, как я оказываюсь у выхода, он затихает.
— Держите его! Это Джек-Поджигатель! — Молодой полицейский в чрезвычайном возбуждении пронзительно кричит. Его товарищ, входящий в это время а здание, бросается мне наперерез. Я поджигаю его мундир. Он начинает в бешеном танце сбивать огонь.
Я спокойно выхожу на улицу и медленно, словно на прогулке, шествую по ней. Несколько минут спустя у тротуара резко тормозит полицейская машина. Я тут же ее расплавляю, вместе с кричащими от ужаса людьми.
Я громко хохочу, упиваясь своим могуществом. Инстинкт самосохранения — великолепная вещь.
Люди бегают, кричат, толкаются, хватают меня и тут же вспыхивают, как гигантские пляшущие светлячки, исполняя грандиозный танец смерти.
Я шагаю широким шагом по вымощенным плитами проспектам и авеню, сжигая все и всех на своем пути. Я в состоянии завоевать целый мир и превратить его в одно сплошное пляшущее пламя. Во второе светило. Оно будет полыхать в небесах, как полыхало когда-то, миллионы лет тому назад.
Поступь моя легка и свободна, я ликую.
Проходит час, и я замечаю вдруг подкрадывающихся ко мне неуклюжих, уродливых человекоподобных фигур. У каждой — по одному широкому глазу, толстыми пальцами они сжимают винтовки.
— Остановись, Меннел! Стой, или будем стрелять!
Асбест! Конечно, я теперь вижу. Асбест сжечь я не могу. А эти винтовки меня могут укокошить. Я содрогаюсь от ужаса и мысленно желаю, чтобы они сгорели. Винтовки быстро расплавляются.
Но люди в асбестовых костюмах подтягиваются все ближе и ближе. Они тянут ко мне свои неуклюжие конечности, чтобы схватить.
Я отшатываюсь, не желая испытать подобное унижение, и бегу от них к высокому белоснежному зданию. Публичная библиотека.
Какая-то женщина кричит, когда я врываюсь внутрь, но я не обращаю внимания и несусь дальше. Мощный топот моих преследователей эхом догоняет меня по коридору. Я врываюсь в большой зал, заставленный стеллажами.
Люди в асбестовых костюмах приближаются ко мне все ближе и ближе, я в панике озираюсь по сторонам, ища путь к спасению, — но я вошел сюда через единственную дверь. В ней сейчас теснятся целых три закованных в асбестовую броню чудовища.
Но это несправедливо! Они должны провозгласить меня властелином мира, а не загонять как какого-то обезумевшего зверя. Я — супернормальный человек!
Растопырив руки и образовав полукруг, они осторожно надвигаются на меня. Я захожусь в ярости на самого себя: попался из-за собственного слепого безрассудства!