Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красна - Страница 153

153

Это она сделала меня волком — с пастью, набитой острейшими зубами.

Я с грохотом скатываюсь вниз, топотом заставляя стонать и скрипеть ступени, отыскиваю нужную мне комнату и вхожу. Глубокие кожаные кресла; опять бронза и дуб; опять папоротники в дымчатом, пурпурном с алым, стекле. Камин без огня. Мягкий, многоцветный ковер. Миниатюрное пианино с черно-белыми клавишами, над ним — в раме — картина.

Стол, покрытый белой скатертью, сервирован на двоих. Рядом два приземистых стула.

Я стою спиной к камину и слышу, как стучат по ступенькам ее тонкие каблучки.

— Добрый вечер, — вежливо говорю я, когда она появляется в облегающем фигуру платье из темно-синего вельвета, с рубинами в ушах и вокруг шеи. На ее пальцах ослепительно сверкают кольца, и я с трудом справляюсь с собой.

— Пожалуйста, садитесь. — Она вновь повторяет тот самый грациозный жест рукой, указывая на стул, обитый желтой кожей. — Вам теперь лучше?

Во мне затаилось подозрение, и я не отвечаю. Кто знает, может быть, это опять уловка.

— Принесу обед, — говорит она. — Я скоро.

И опять я раскусил ее. А раз так, меня не победить.

Я жадно поглощаю непонятное блюдо и позже спохватываюсь, что оно может быть отравлено. Но — философски рассуждаю я — теперь уж все равно слишком поздно, и жду кофе. Его-то я проверю: если пахнет миндалем, значит, в нем яд. Пытаюсь вспомнить, не было ли в каком-нибудь блюде, которое я съел, привкуса миндаля. Кажется, не было. Теперь можно чувствовать себя относительно спокойно.

Она приносит в большом коричневом глиняном кофейнике дымящийся кофе. Присаживается рядом и наливает мне в чашку. Кофе пахнет приятно, и я с облегчением обнаруживаю, что запаха горького миндаля, нет. Впрочем, если разобраться, я все равно не знаю, как пахнет горький миндаль.

— Если хотите, можете переночевать здесь. Одна комната свободна.

— Благодарю вас, — отвечаю я, хитро прищурившись. Она не смотрит на меня и протягивает за кофейником узкую ладонь.

— Благодарю вас, — повторяю я. Она не отвечает. Притворяется? Кажется, она собирается мне что-то сказать, бросает на меня быстрый взгляд — но передумывает и не говорит ничего. Откинувшись на спинку стула, с чашечкой кофе в руке, я тихо посмеиваюсь.

— Есть волки, и есть овцы, — изрекаю я то, что не раз уже изрекал. — Вот вы, например, кто будете?

— Ни то, ни другое, — отвечает она.

— Значит, вы — овца! — заявляю я. — Волки знают, кто они такие, для чего они нужны. Я вот — волк.

— Действительно, — соглашается она, по-видимому устав от моей философии и не понимая ее. — Лучше ложитесь в постель, вы ведь устали.

— Прекрасно, — легко соглашаюсь я. — Раз уж вы настаиваете.

Она отводит меня наверх, в комнату, выходящую окнами на неосвещенную улицу, и желает спокойной ночи. Закрыв дверь, я долго прислушиваюсь, ожидая звука поворачивающегося ключа, но ничего не слышу. В комнате высокая старомодная кровать, простая лампа с абажуром из двух слоев бумаги, между которыми располагаются высушенные цветы, пустой книжный шкаф и деревянный стул, покрытый искусной резьбой. Кончиками пальцев я прикасаюсь к нему и от удовольствия вздрагиваю. Потом стаскиваю с кровати стеганое одеяло и рассматриваю простыни: они чистые и пахнут свежестью. Две белоснежные подушки мягки и уютны. Выбравшись из костюма и сняв ботинки, я выключаю свет и, слегка вздрогнув, опускаюсь на простыни. Засыпаю быстро, хотя еще не так уж и поздно. Я уверен, что проснусь на рассвете.

Когда бледные солнечные лучи начинают пробиваться сквозь занавески, я открываю глаза. Лежа в постели, пытаюсь снова погрузиться в сон, но не могу. Отбросив одеяло, встаю и подхожу к окну.

Невероятно: огромный заяц несется по улице, следом мчится ревущий грузовик, но заяц никуда не сворачивает. Я взволнован до предела. Толкнув дверь, вылетаю в коридор и с шумом врываюсь в комнату хозяйки. Она спит; одна рука вытянута поверх одеяла и ладонь свешивается с края кровати, белые плечи исполнены жизни. Я вцепляюсь в ее плечо, чтобы боль заставила ее проснуться. Она вскрикивает и, дрожа, садится.

— Быстрее! — кричу я. — Идите смотреть. На улице — заяц!

— Уходите, я хочу спать, — говорит она. — Хочу спать!

— Нет! Вы должны посмотреть на зайца. Как он сюда попал?

Она неохотно встает и идет за мной. Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц еще там.

— Смотрите!

Она стоит рядом и тоже изумлена:

— Бедняжка, мы должны его спасти.

— Спасти?! — Я потрясен. — Спасти? Нет, я убью его, и мы сможем его съесть.

Ее передергивает:

— Как вы можете быть так жестоки?

Заяц скрывается за углом. Я в ярости, все нервы натянуты до предела.

— Он убежал!!

— Наверное, это к лучшему, — говорит она примирительно. Я разъяряюсь настолько, что начинаю даже всхлипывать. Она трогает меня за руку: — Что случилось?

Я сбрасываю ее руку, но через мгновение оказываюсь рыдающим на ее груди. Она похлопывает меня по спине, и мне становится легче.

— Можно, я пойду к вам в постель? — шепчу я.

— Нет, — спокойно отвечает она. — Вам надо отдохнуть.

— Умоляю! — настаиваю я, но она вырывается и отступает к двери.

— Нет! Отдыхайте.

Я иду за ней, возбужденный, с горящими глазами.

— Вы кое-что должны мне, — злобно бормочу я. — Вы все должны мне!

— Уходите! — со страхом просит она, и угроза в голосе сменяется отчаянием. Я выхожу в коридор вслед за ней. Она бежит, но и я бегу и успеваю схватить ее, прежде чем она доберется до своей комнаты. Она пронзительно кричит. Я сжимаю ей пальцы и медленно отгибаю назад, одновременно зажимая ей рот, чтобы прекратить эти жуткие крики. Кости, окруженные тонкой, бледной плотью, ломаются. Не все сразу. Я вонзаю зубы в сухожилия, кровь сочится мне в рот. Убивая ее, я плачу.

153